Париж
Есть красивые города. И есть Париж. Впервые я попал в этот город в 1993 году. Помнил, конечно, фразу Хемингуейя о «празднике, который вечно с тобой» и слышал не совсем понятное (тогда) высказывание, что увидев Париж можно спокойно умереть.
В то время в Грузии вовсю шла гражданская война. Центр Тбилиси был практически разрушен; Здания, по которым стреляли прямой наводкой из гаубиц, либо сожжены, либо изрешечены осколками; Благодаря Юрию Лужкову, только-только начиналась восстановление первой средней школы (бывшей «классической гимназии») на проспекте Руставели, построенной «Русскими оккупантами и колонизаторами» в начале 19-го века; Электричество в дома подавалось по три часа в сутки; С перебоями снабжался энергией даже единственный в то время вид транспорта – метрополитен: Поезда ежедневно застревали на полпути между станциями и пассажирам часто приходилось выбираться из тоннелей пешком, пытаясь в темноте обойти их завсегдатаев; Горячую еду для детей, стариков и больных готовили на улице, соорудив из кирпичей печку; Город был переполнен беженцами и беспризорными детьми, чьи родители погибли в войне; За хлебом стояли километровые очереди, в которых надо было занимать место за 12 часов. Драки и поножовщины у хлебопекарен считались обычным делом; Порядок наводила не милиция а полубандитское военизированное формирование «Мхедриони», под руководством «вора в законе» Джабы Иоселиани, претендующего на роль Грузинского «генерала Айдида».
Итак, впервые в жизни покинув пределы родной Грузии, уверенно сползающей в беспросветное болото сомализации, оказался прямо в Париже. С улицы Нуцубидзе – на Эйфелеву башню. Получилось так, что сразу после приезда нас повезли именно туда – посмотреть город с высоты.
Стоял ясный Солнечный день. Купив билет за 48 франков (что то около 12-ти долларов) промелькнула мысль, что на еде придётся экономить. Еле втиснувшись в лифт, стоял спиной к панораме. Вышел на втором уровне, подошёл к перилам и посмотрел вниз . . . .
Отчётливо помню, перед глазами что то сверкнуло. Как будто разорвалась бомба. На мгновение перехватило дыхание и в ушах громко зазвенела бессмертная песня великой Пиаф “Sous Le Ciel De Paris”. Потом мне сказали, что я страшно побледнел, покачнулся и схватился за поручни. Этого не помню, но в течении нескольких дней действительно пребывал в состоянии австралийского аборигена, пережившего «культурный шок». Настолько, что два раза чуть не попал под машину, став причиной серьезного ДТП.
Груда костей
На другой день мы поехали в пригород Парижа и посетили кладбище близ поместья Le Ville. Над одной из кладбищ навзрыд плакал типичный молодой француз – высокий и худощавый. Но почему он крестится по православному? «Это правнук Спиридона Тодуа. Он часто приходит на могилу своего отца, Георгия» - ответил парижский грузин Нугзар.
Поместье LE Ville было куплено членами правительства «Грузинской демократической республики» (1918-1921 годов) после советизации Грузии.
Всё руководство страны и многие представители её элиты, из опасения большевистского террора, спаслись во Франции. Судьбы большинства из них были трагичны. Почти все либо спились, либо опустились на дно или покончили жизнь самоубийством. Умерших эмигрантов хоронили на этом кладбище. Причём по мере роста нужды и нехватки денег, хоронить приходилось в широких братских могилах. Над одной из них, - душераздирающая надпись по Грузински: «Здесь валяется груда костей несчастных грузин, навсегда отлучённых от своей горячо любимой родины».
Одна из особенностей французских грузин даже третьего поколения: среди них практически не встретишь улыбчивого и весёлого человека. Возможно единственное исключение – бывший министр иностранных дел Грузии и бывший посол Франции в Тбилиси, ныне одна из лидеров непримиримой оппозиции, Саломе Зурабишвили. Впрочем, оппонент называют её «Грузинкой французского происхождения».
Но практически у всех других потомков эмигрантов - печаль в глазах. Возможно не только в связи с прошлым, но и настоящим Грузии с её нескончаемыми катаклизмами, переворотами, гражданской войной и этническими конфликтами.
Ещё через день, у Грузинской делегации была запланирована короткая встреча с постоянным секретарём (Президентом) Французской Академии «Бессмертных», Элен Карер д, Анкос. Однако, в последний момент она её отменила. «Не удивительно – с учётом того маразма, который творится в Грузии, она уже стыдится своего происхождения» - говорит Нугзар.
Госпожа д, Анкос часто повторяет, что является потомком русских эмигрантов. Если уточнить, её дед – Иване Зурабишвили был блестящим грузинским беллетристом и публицистом, одним из идеологов восстановления грузинской государственности, покинувшим страну после первой волны эмиграции в 1921 году.
Штандарт крестоносцев и цветы на балконе
В Грузинской литературе считается, что отношения между Грузией и Францией восходят к 12-му веку: В войске царя Давида четвёртого Багратиона (возобновителя) воевали несколько сот крестоносцев, которых Грузины называли «Франгами».
Кстати сказать, именно тогда, на одной из карт крестоносцев, обнаруженных затем в Европе, над Тбилиси появился флажок с пятью крестами, который, после «революции роз», провозглашён государственным флагом Грузии.
За это решение Михаила Саакашвили сильно критиковали внутри страны. Однако пассионарность нынешнего грузинского лидера так легко не перешибешь. А все аргументы о том, что боевой штандарт крестоносцев в качестве государственного флага Грузии вызывает у многих её соседей не совсем доброжелательные чувства, он не считал достойными внимания.
Главным идеологом провозглашения Штандарта Крестоносцев государственным флагом стал известный кинорежиссер, Эльдар Шенгелая - автор великолепных комедий, известных в России под названием «Чудаки» и «Необыкновенная выставка».
Шенгелая – типичный представитель Грузинской творческой элиты советского периода, обозначенного термином «интеллигенция». Беззаветную любовь к Европе, особенно к Парижу с её тихими бульварами и нежными мансардами, эта плеяда пронесла через все съезды КПСС, делегатами которых их часто выбирали «трудовые коллективы».
К слову, ещё одной инициативой Президента Саакашвили, который провёл значительную часть жизни именно во Франции (где и познакомился со своей супругой Сандрой Руловс), стала идея украсить, на парижский лад, фасады Тбилисских домов цветами.
Однако это новшество в столице Грузии не прижилось и живые цветы на фасадах домов пришлось заменить на искусственные. И дело тут конечно не в том, что Грузины не понимают толк в красоте, не любят цветы или не дарят их 8-го марта. Но украшать свои балконы живыми цветами, а затем ежедневно поливать их с нежной улыбкой - на глазах у всего проспекта и соседей, Грузину как то не подходит. Ну не подходит и всё! Тут проявляется разница даже не в укладе жизни а в социальной психологии; Более того, в национальной ментальности.
Ничего не поделаешь: Грузины не французы. И изменить такое положение вещей невозможно, сколь бы гордо не звучала фраза покойного Премьер-министра Зураба Жвания (погибшего от удушья угарным газом) «Я Грузин – значит Европеец!», произнесённая им в Страсбурге на торжественном заседании по случаю принятия Грузии в Совет Европы.
Улыбка короля -солнца
Второй этап Грузино-французских взаимоотношений связан с великим Грузинским просветителем, автором первого толкового словаря Грузинского языка «Ситквис кона» Сулханом Саба Орбелиани, жившем на рубеже 17-18 веков.
Сулхан Саба настолько увлёкся идеей заключения союза с Францией для спасения Грузии (Вернее царства Вахтанга Шестого, - Картли, - всего, что к тому времени осталось от единой Грузии Давида Возобновителя), что даже принял Католичество и поехал в Париж, где встретился с Людовиком четырнадцатым.
Король-солнце благосклонно выслушал Грузинского посланника. Но не более того. Из за далёкого христианского народа Франции, конечно, не хотелось портить отношения с могущественными державами – Турцией и Ираном.
«Вышел из Версаля с тем же, с чем и вошёл» - горестно скажет два с половиной века спустя грузинской поэт Мухран Мачавариани – большой поклонник первого президента Грузии, Звиада Гамсахурдия, провозгласившего независимость.
А похоронен Сулхан Саба в России, где спасся от смерти и поругания во время очередного опустошительного нашествия, вместе с Вахтангом Шестым, его двором и всем восточногрузинским дворянством.
Правнуком брата Вахтанга шестого, князя Иесе и был блистательный российский генерал, герой отечественной войны против наполеона, Пётр Багратион. В Грузии бытует предание (хотя возможно это всего лишь легенда, но очень для неё характерная), согласно которой, последними словами Петра, получившего смертельное ранение в великой битве при Бородино, были: «А у нас в Грузии скоро созреет виноград».
Святой хранитель
Александр Исаевич Солженицын как то сказал, что среди строителей и идеологов первой российской республики было много людей заблуждавшихся, непримиримых, неуёмных в своём фанатизме, но не было среди них корыстных!
Это высказывание великого русского писателя в полной мере относится и к Грузинской эмиграции первой волны, покинувшей страну после ликвидации Грузинской республики 1918-1921 годов, то есть советизации Грузии силами 11-ой красной армии под предводительством Серго Орджоникидзе и Иосифа Джугашвили.
Среди эмигрантов был грузинский просветитель, один из основателей Тбилисского университета, Эквтиме Такаишвили, которому социал-демократическое правительство ноя Жордания поручило вывоз и хранение грузинского национального сокровища – всего, что накопилось за века грузинской истории. В том числе были вывезены древнейшие иконы и многое другое, чьё стоимость, по современному курсу достигало десятков а то и сотен миллионов долларов.
В Эмиграции Такаишвили чуть не умер с голода, но не продал парижским нумизматам ни одной древней монеты, не говоря об иконах.
Во время оккупации Парижа нацистами, он спрятал ящики с сокровищем в подвале и завалил их мусором.
После освобождения Франции, Такаишвили пришёл к выводу о необходимости вернуть национальное сокровище в Грузию. «Да, но это всё таки Грузия» - произнёс тогда хранитель. Шарль Де Голь благосклонно отнёсся к просьбе старца. В первую очередь конечно для того, чтобы сделать приятное Иосифу Джугашвили. Сталин распорядился послать в Париж специальный самолёт, чтобы вернуть на родину как сокровище, так и хранителя.
Когда Такаишвили сообщили об этом, он сказал, что ему нечего одеть и попросил прислать с самолётом одежду, потому что возвращаться в Грузию в лохмотьях ему не хотелось. Эту просьбу хранителя конечно уважили.
С тех пор «Национальное сокровище» хранится в зданиях Государственного музея и музея искусств Грузии, которые едва не сгорели в ходе ожесточённых боёв во время военного переворота января 1992 года.
Несколько лет спустя после возвращения, Эквтиме Такаишвили обвинили в антисоветской деятельности, арестовали его дочь а самого старца посадили под домашний арест. Когда несчастный старик наконец умер в возрасте 90-та лет, КГБ выставило у его дома охрану из дюжих молодцов, которые не пускали людей на панихиду. А в конце 80-х годов священный синод Грузинской православной церкви причислил Эквтиме Такаишвили к лику святых.
Вот такая судьба. Впрочем, многие из потомков Грузинских Эмигрантов никогда не соглашались с его решением, вернуть сокровище в Грузию при советской власти. Они никогда не признавали эту власть. Более того, считают даже все последующие власти недостаточно лояльными к духовному и политическому наследию первой грузинской республики.
Именно с этим аргументом наследники и потомки членов правительства Ноя Жордания не соглашаются передать современной Грузии Le Ville, купленный, в своё время, на деньги государственного бюджета ГДР, но оформленный тогда на имя конкретных лиц, поскольку Франция не признавала никакого «Правительства Грузии в Изгнании» - опасаясь гнева Москвы и руководства грузинской ССР.
Попытку вернуть поместье грузинскому государству предпринимали все три президента, но судится с потомками эмигрантов бесполезно: вероятность того, что французский суд вынесет вердикт против права собственности французских граждан, по признанию юристов, ровна абсолютному нулю.
Столь же бесполезно их уговаривать: По всей видимости, этот клочок земли для них – сакральная ценность, расстаться с которым французские грузины не могут. Сегодняшняя Грузия – бесконечно далека от идеала, за которую боролись и гибли их предки. А живя в самом красивом городе мира, вдали от родины, они всё ещё слышат вечный зов той Грузии, которая уже не существует.